Гавань разбитых ракушек - Страница 53

— Смотри, — говорила Лара с безмятежной улыбкой, — эта река сегодня в хорошем настроении. Она играет на порогах, плещется у берегов, журчит и сверкает легкой рябью. Когда река хмурая, она совсем другая. Тогда она резко выбрасывает брызги воды на берега и засасывает в свои воронки все плывущее по ней. Но сегодня с ней можно делать что угодно. Сегодня она полна позитивной энергии. Я обожаю реку. Иногда мне кажется, что я могу в ней раствориться. У тебя такого не бывает? Странно. А у меня очень часто. Словно, если я поплыву по реке, я сольюсь с ней и стану такой же… такой же свободной. Ведь нет ничего свободнее воды, правда? А в речной воде есть какая-то загадка. И каждый день разная.

Ольга не понимала. Для нее река не менялась. Она не различала ее игры. И еще больше она не постигала, как в одной женщине могут умещаться такие разные личности — резкая, бескомпромиссная, порой жестокая в суждениях доктор Виера и нежная, романтичная, верившая в мифы о реках и свободу речной воды Лара.

Они набрали ракушек и вернулись к бару. Нестор к тому времени уже успел хорошенько захмелеть, и было самое время увозить его обратно в Маракунду. Дома Ольга разложила собранные ракушки на столе. Люди гадают на костях, на фасолинках, не погадать ли ей на морских ракушках? Она собрала их в пригоршню, поднесла к губам, прошептала вопрос и выбросила на стол. Но то ли она устала, то ли воображения не хватало, но ничего определенного в белой мозаике она не увидела. Ракушки молчали.

Глава 16

На следующий день маленькая клиника Маракунды гудела, как пчелиный рой. К ним поступила девушка племени фула, молодая, лет семнадцати, очень красивая. Привезли девушку пара бравых полицейских, так и уехали, не оставив никаких бумаг с рапортом и телефонами. Сказали лишь, что нашли на улице без сознания. Девушка пришла в себя почти сразу, как ее уложили на больничную койку. И рассказала, что приехала из Гвинеи-Канакри, четыре месяца назад родила ребенка, но его отдали в приют в Банжуле, потому что она плохо себя чувствовала. А потом ее поместили в психиатрическую лечебницу. Как только ей стало лучше, она решила направиться в Банжул за ребенком, но по дороге почувствовала слабость и упала. Сказала также, что муж ее живет в Канакри. Время от времени девушку сводили судороги, и Лара решила оставить ее под присмотром на пару дней.

А гудела клиника из-за того, что история всем показалась странной. Во-первых, африканцы, особенно такие племена, как фула, очень тесно друг друга поддерживают и детей просто так в приют не отдают. Даже если мать больна, ребенка растят другие родственники. И чтобы девушку, психически больную, одну отправили забирать ребенка из приюта (а ей в таком состоянии дитя вряд ли отдадут) — это тоже нонсенс. Здесь даже на тест на беременность всей оравой с группой поддержки приходят. Вопросов возникло много, догадок тоже.

— А что дальше делать будете? — спросила Ольга. — Ведь не можете же вы держать ее здесь неделями. Со стороны государства, я так понимаю, поддержки в таком случае ждать нечего. Куда денем девушку? Она не может даже толком сказать, куда потом отправится.

— Не переживай, здесь система отлажена, — заверила Лара. — Свяжутся со старейшинами племени фула. Они попробуют отыскать родню, сарафанное радио здесь сильно. Они же найдут средства отправить ее домой в Канакри в случае надобности. Или найдут, кто за ней будет смотреть здесь, в Гамбии. Но родня обязательно найдется, это даже без вопросов. А вот насчет ребенка — не знаем. Если вся ее история — правда и ребенок существует, то родня девушки должна его забрать и растить.

— Ну прямо органы опеки и социальной защиты!

— А ты думала. Издревле отлажено.

Правда, передать девушку на попечение фула так и не успели. Когда ее отъезд уже был подготовлен и ей сказали, что отвезут ее к дальним родственникам, она сбежала. Говорили, что вроде бы на такси уехала в Банжул, но точно так никто и не узнал.

Нестор уехал. Опять потянулись однообразные жаркие и дождливые дни. Однажды Лара привезла Ольгу в школу гриотов в часе езды от их деревни. Школа находилась на отшибе, несколько учителей и с десяток постоянных учеников жили прямо там, некоторые приезжали или приходили на занятия. Иногда они устраивали показательные выступления, организованные скорее для туристов, а не для «своих». Гриоты славились своими песнопениями и игрой на струнах, но Ольгу песнопения не интересовали, ей больше нравились африканские танцы, которые буквально завораживали ее. Гриоты иногда обучали и танцам, хотя это было не главной частью их программы.

На самом деле, как потом узнала Ольга, искусство гриотов являлось чуть ли не семейной тайной и передавалось испокон веков по наследству внутри семьи. Чужаков извне не посвящали. И лишь в последние лет десять появилось несколько так называемых школ гриотов, созданных больше с целью привлечь туристов. Гостей не посвящали в секретные легенды и мифы племен, но гриоты охотно делились искусством игры на струнных и ударных инструментах, а позже обучали и некоторым элементам танцев, скорее общеафриканским, нежели гриотским. Несмотря на доминирование туристической аудитории, были в школе гриотов и несколько учеников — выходцев из местных семей и даже из семей истинных гриотов, стремящихся усовершенствовать свое искусство. Название «Школа гриотов» было удачной вывеской. Знающие люди прекрасно различали, где заканчивается искусство гриотов и начинается более широкий и разносторонний пласт африканской культуры.